В Краеведческий музей зашла пожилая женщина. Она внимательно рассматривала фотографии военных лет, пыталась прочитать пожелтевшие листочки писем с фронта. Остановилась у воззвания немцев к еврейскому населению. Потом попросила воды…
Большой дом на бывшей купеческой усадьбе был поделен на комнаты, которые почему-то назывались квартирами. Самой лучшей считалась квартира на втором этаже, состоявшая из двух смежных комнат и веранды. Заселили дом людьми различными: как по национальности, так и по статусу. Русские, евреи, армяне, украинцы жили дружно. Летними вечерами все собирались во дворе. Мужчины садились за самодельно сколоченный стол, стучали костяшками домино, говорили о политике. Женщины садились отдельно – обсуждали наряды, делились рецептами, угощали чем-нибудь вкусненьким. Ребятишки бегали тут же – играли в прятки, мальчишки – в альчики, девочки – в садовника. Осенью созревали абрикосы, яблоки, слива. И урожай честно делился между всеми квартирами. Казалось, так будет всегда.
Но грянула война. Мужчины ушли на фронт. Первым ушел хозяин престижной квартиры – кадровый военный, еврей по-национальности, оставив дома старушку мать и только что родившуюся дочку. Затем попрощался с тремя сыновьями веселый армянин. Два друга, только что женившиеся на двух подружках, дали друг другу клятву: «Если погибнет один, второй не оставит в беде жену друга». В опустевшем дворе уже не устраивались посиделки. Женщины, заменив мужчин, работали в две смены. Как-то сразу повзрослели дети. Теперь, встретившись, говорили только о последних сводках Информбюро, о весточках, полученных с фронта. Потом стали приходить похоронки…

В Пятигорск немцы вошли 9 августа 1942 года. По городу расклеили обращение к еврейскому населению КМВ о переселении в другие места. Общественные здания превратились в казармы для солдат, офицерский состав разместился по квартирам. В лучшей квартире на втором этаже поселился немецкий офицер с денщиком – молоденьким веснушчатым парнем лет восемнадцати. Комнату офицер выбрал первую, проходную. Утром уходил рано, возвращался поздно. Если встречался с хозяйкой, холодно произносил: «Гутен морген». Денщик чистил и стирал одежду хозяина, носил на второй этаж воду не только офицеру. Зачастую, улыбаясь, с неизменным «карашо», передавал женщине паек. Подчиняясь приказу, пожилая свекровь, несмотря на уговоры соседей, ушла на сборный пункт. Больше ее никто не видел.
Одновременно с похоронкой во флигель, где жила армянская семья, ночью постучался тяжелораненый русский офицер. Рискуя, вдова с сыновьями, устроили его в подвале, месяц выхаживали незнакомца, перевязывали раны, кормили. А в полуподвальном этаже основного дома полуграмотная русская женщина прятала у себя в подполье целую еврейскую семью. Днем несчастные люди сидели, полусогнувшись в темноте, Ночью подпол открывали, чтобы можно было подышать воздухом. Их спасительница, также получившая похоронку, выносила помойные ведра, делилась скудной едой.
Однажды днем в комнату на втором этаже вбежал постоялец. Что-то стал кричать. Перепуганная женщина ничего не понимала. Тогда он сорвал со стены портрет ее мужа и швырнул под кровать. В этот момент в комнату вошли эсэсовцы. «Юда, юда!»; - кричал немец, схватив женщину за подбородок, и заглядывая ей в лицо. От страха она не могла вымолвить ни слова, только сильнее прижимала к груди маленькую дочку. Что-то стал говорить офицер. Из всего она поняла только «Найн». Эсесовцы ушли. Через два дня съехал и постоялец. На тумбочке рядом с кроватью осталась лежать маленькая библия на немецком языке. А еще через день в город вошли части Советской Армии. Среди освободителей был и ее муж. Отступая, немцы не успели уничтожить документы. Разбирая их в комендатуре, он наткнулся на знакомый адрес. Указана его фамилия. Донос… Соседка из квартиры на первом этаже. Зачем, почему? Расчет был прост: немцы расстреляют его семью, она переберется в хорошую квартиру. Пока он, защищая родину, народ, ту же соседку, воевал, женщина, с которой жили в мире до войны, решилась из-за квартиры уничтожить его семью.
Три дня и три ночи выла и валялась в ногах, вымаливая прощение, доносчица. Он не простил ее. Но и не донес. Семья просто переехала в другой город.
Окончилась война. Во двор с войны вернулись только двое мужчин. И был это уже совсем другой двор и совсем другие люди.
Так война, как фотографическая пленка, проявила все качества человеческие: благородство и порядочность, сострадание и ответственность, зависть, предательство и подлость.
Сколько же Вам было тогда лет?», - спросили музейщики пожилую гостью.
«Я была грудным ребенком», - последовал ответ.
Ольга Полякова,научный сотрудник